Добронравно Злоязыкая, проктолог-фрилансер
Мне было 9 лет, ходила на музыку, пела в хоре.
Любимой поговоркой у меня было мамино институтское "омнеамэамэкумпорте". Вот и носила с собой все, что под руку попадалось: от изоленты и фигурной отвертки до красок и запасных носочков, умещая в ранец.
Вот однажды нас на хоре дрессировал кульковский профессор Генрих Ковалев. Что-то там рассказывал о звукопроведении и как надо широко рот открывать, чтоб петь лучше. Для примера вызвал симпатичного первого альта Гену Рыбалко. Попросил открыть рот. Тот открывает. Тогда Генрих Андреевич спрашивает: а нет ли у кого отвертки? Ну, у меня-то, конечно, была с собой, но мне уже к 9 годам успели внушить, что надо сидеть (в данном случае - стоять) и не высовываться, так что я промолчала. Кстати, до сих пор от того, что не высунулась, осадок какой-то на душе. Все промолчали, тогда Ковалев сказал, что у него невидимая отвертка, и подкрутил он там что-то и попросил Рыбалко еще раз рот открыть. Тот открыл шире. В общем, все как надо.
И в чем тут мораль, Хрюндель?(с - Масяня)
Любимой поговоркой у меня было мамино институтское "омнеамэамэкумпорте". Вот и носила с собой все, что под руку попадалось: от изоленты и фигурной отвертки до красок и запасных носочков, умещая в ранец.
Вот однажды нас на хоре дрессировал кульковский профессор Генрих Ковалев. Что-то там рассказывал о звукопроведении и как надо широко рот открывать, чтоб петь лучше. Для примера вызвал симпатичного первого альта Гену Рыбалко. Попросил открыть рот. Тот открывает. Тогда Генрих Андреевич спрашивает: а нет ли у кого отвертки? Ну, у меня-то, конечно, была с собой, но мне уже к 9 годам успели внушить, что надо сидеть (в данном случае - стоять) и не высовываться, так что я промолчала. Кстати, до сих пор от того, что не высунулась, осадок какой-то на душе. Все промолчали, тогда Ковалев сказал, что у него невидимая отвертка, и подкрутил он там что-то и попросил Рыбалко еще раз рот открыть. Тот открыл шире. В общем, все как надо.
И в чем тут мораль, Хрюндель?(с - Масяня)